– Щит! Щит, а не крышку!
– Убери этот щит, ничего не поменяется. Вот я уверен. Это не мы врагам нужны, Летяга, а враги нам.
– Я уверен, – тяжело и зло сказал Летяга. – Я уверен, что старик правду говорит.
– Значит, он мудак, – так же зло сказал ему Артем. – И он мудак, и ты обмудаченный. И я мудак тоже, что купился там, в Балашихе. А теперь уже все. Ничего уже не сделать. Тогда был момент. Нужно было разнести все эти глушилки к херам. Все разровнять. И посмотрели бы. Да, Савелий?
– Да, – за растоптанного Савелия ответил Леха.
– Ничего б не добился, – сплюнул Летяга. – Этих глушилок вокруг Москвы еще понатыкано. А люди тебе не поверили б все равно.
– Потому что вы им двадцать лет в голову гадили! Как им поверить?! Это их вина, что ли?!
– Я никому не гадил!
– Ага. Ты отстреливаешь всех, кто в вашу историю не укладывается.
– Я с врагами. Я родину – от врагов! И если бы я тебя, балабола, не выдернул из Балашихи, тебя бы ганзейские там прямо и зарыли! Пикнуть не успел бы!
– Это не ты меня выдернул! А старикан! И не от жалости! А чтобы оборудование свое сраное сберечь! И все! Он – тебе – сказал – меня – грохнуть! Меня! Задумайся! Я его кто? Зять? Муж его дочки! И все равно меня приговорил!
– Ну я не грохнул же.
– Спасибочки, бля!
– Пожалста!
– А за что меня убивать? За то, что я про глушилки знаю? Что я знаю, как они людям мозги крутят? Или почему? Если он будет красным патроны давать, а я возражу? Двадцать тысяч патронов! Двадцать тысяч! Ты сам сегодня их жрал! Ну хватит быть таким мудаком-то!
– И что?! Зато война кончится! Это условие было Москвина!
– То-то старикан про любую цену говорил! Что ее платить придется! Двадцаточка!
– Нет, а надо было еще наших пацанов перекрошить?! Еще один бункер устроить надо было?!
Артем отвернулся.
– Это Москвин там был? Я узнал его. Москвин и второй – Бессолов. Бессолов, он на Ганзе кто?
– Шишка какая-то. Хер их там разберешь.
– Врешь, – убежденно сказал Артем. – Знаешь. Кто?!
– Отвали.
– Он же конверт через нашего старикана фюреру слал. И патроны генсеку. Он. И ему же старик рапортует? А? Алексею Феликсычу! За что? Чем он его так? Джипами этими сраными?!
– И что?! Ганза нас с колен подняла! Ты когда сбежал?! После бункера. Взял свою Анечку и сдриснул от нас. А мы что? Нас сколько там после бункера? Половина осталась? И те дырявые все. Мы, если бы не Ганза, развалились бы, и дело с концом. Старик делал, что мог. Других желающих помочь не было. Но ему – без ног и однорукому?! Повеситься ему? А нам – в наемники?!
– Да наемником честней быть! Чем теперь в Ордене вашем!
– На хер иди! Понял?!
– Ты хоть понимаешь, чем он за эти внедорожники заплатил, за винторезы, за шапочки? Он пацанами нашими! Ганза нас и подставила, Летяжка! Мы ведь звали их! В бункере! Звали! Они пришли к нам? Велика помощь, напихать нам своих ублюдков вместо наших ребят! которые из-за них и погибли! Он продал их! Ганзе же и продал!
– Не может. Быть. Должна быть причина.
– А меня убирать – какая причина?!
– А если ты шпион?! Диверсант?! Щит пытался сломать! Вдруг ты против нас играешь?! Втерся! Он сказал, если ты попробуешь сорвать мирный договор… Поставку под угрозу… Значит…
– Чей шпион?! Чей диверсант?!
– Америки. Вышел с ними на связь со своей высотки и…
– И что?! И помогаю им ракеты навести опять?! По своим?! По жене, по отчиму?! По тебе, мудиле?! Тебя продали, меня продали, и наших всех продали, души их, всем списком! Вот что. Понял?!
– Они собой пожертвовали, и все. А красные… Так нужно. Трудно, но нужно. Сейчас время объединяться, Артем. Хоть бы и с красными. Есть другой враг. Настоящий. Трудно забыть пацанов. Я знаю. Старик сам не может их забыть. Ты же видел. Видел, он с ними пьет каждый день.
– Он не с ними пьет. Он просто бухает! Бухает, потому что был герой, а стал колобок! Ни ручек, бля, ни ножек! А если он реально думает, что война с Западом не кончилась…
– Она не кончилась! – заорал Летяга. – Как ты не видишь-то?!
– Доказательства есть какие-нибудь?! Этот Бессолов?! Он как вам доказал, что война?! Тебе мозги промыли! Как он вас всех за яйца-то так крепко взял?!
– Это тебе мозги промыли! Они всегда! Они изо всех щелей! Они нас стереть с лица земли!
– Сука! – Артем вскочил на здоровую ногу. – Ничего не докажешь! Никому ничего не докажешь!
– А ты-то мне что доказал?! Если не враги – тогда – какой смысл?!
– Какой?!
– Да!
– Не знаю!
– Ну и отвали от меня тогда!
Артем подумал. Кивнул. Поковылял прочь.
– Куда? – вслед ему крикнул Летяга.
– Ты прав, – не оборачиваясь, ответил себе Артем. – Ты прав. Должен быть смысл. Просто мы не понимаем его пока. И старик твой не понимает. И Свинолуп знает вряд ли. Хорошо, есть, у кого спросить.
– Погоди! Артем! Артем!
Летяга нагнал его уже у Лубянской площади. Отдал свой противогаз.
– Возьми. Я так доберусь.
Артем не стал спорить. Поплевал маске в глаза, примерил. Прогундосил Летяге:
– Спасибо. Сейчас никак раньше времени сдохнуть нельзя.
От Лубянки потащился, хромый, вниз. Мимо Большого театра, с которого запряженная повозка в пропасть сорвалась, мимо бесслезных фонтанов, мимо гостиниц для с того света гостей, мимо собачьих улиц, парламента немого, и прикинувшегося дохлым Кремля с угасшими звездами, и стенами ни от кого; где-то тут.
Остановился. Было темно.
Как он это сделал? Где стоял?
Сочилась кровь из дважды простреленного левого плеча, как будто бесконечно ее в Артеме было, а ему тяжело становилось без нее. Слабо. Но он все искал, искал; вспоминал. Побрел в одну сторону, потом в другую.
От немощной луны мало толку было. Черное на черном она не могла увидеть, и Артему не помогала. Он опустился на карачки, пополз, шаря рукой по шершавому асфальту. Один раз выудил ботинок, другой – дверную ручку, почему-то брошенную посреди мостовой.
Подошли Леха с Летягой.
– Чего ищешь-то?
– Ответ, – пошутил Артем и сам хрипло посмеялся себе в резиновые уши.
И нашлось.
Он сам Артему подмигнул лунным светом из приотшторенных облаков.
На черно-сером асфальте лежал черно-серый револьвер. Свинолупов расстрельный наган. Взял его в руку. Тяжелое, тугое, злое оружие. Артему сейчас именно оно было нужно. За ним он сюда и шел. Ничего без него тут, оказывается, нельзя было понять.
Вот именно этот вороненый ствол нужно было в глотку Бессолову запихнуть. Пускай через него дышит – и объясняет Артему, зачем людям в метро сидеть.
